Сегодня мы разбираем бабушкин сундук. На просушку.
Во дворе с утра бабушка натянула веревки. На эти веревки мы будем развешивать бабушкино добро.
В шифоньере, я знала, где что лежит. Самая верхняя полка – папина, потом мамина, брата и самая нижняя – моя. А вот бабушкин сундук … он всегда закрыт на висячий замок. Однажды я спросила у бабушки: «Почему сундук закрыт на замок»?
– Потому что у меня там пачпорт и гаманок с деньгами, - ответила бабушка.
Я понимала, деньги – это серьезно, но гаманок-то маленький, паспорт еще меньше, а сундук большой!
Мне очень хотелось посмотреть на бабушкино добро.
Только мы открыли сундук, как тут же пришла моя подружка Лилька. Если бы не сундук, я бы с радостью пошла к ней играть, тем более что тетя Лида ушла на работу. Но сегодня я никак не могу. Для Лильки мне ничего не жалко. Я давала ей лоскутки от маминого красивого платья, мы менялись фантиками, я давала ей откусить от намазанного маслом и посыпанного сахаром хлеба и даже от белой, хрустящей горбушки, намазанной моим любимым сливовым вареньем.
Но сундук! Сундук с бабушкиным добром мне хотелось разбирать самой. Если Лилька все увидит, то, что я ей буду рассказывать?
Лилька ушла и, кажется, обиделась. У Лильки нет бабушки. И сундука тоже. У неё даже деда нет. Зато у Лильки есть шифоньер с большим зеркалом, и в него можно смотреться без табуретки! А еще в их шифоньере ящики с отворотом. Очень удобно, между прочим. А у нас шифоньер без зеркала и все ящики внутри. Наш шифоньер я пока открою, даже не успеваю мамино платье достать, не то, что померить, как сразу мама приходит и говорит:
– Доча, закрой шифоньер, и не лазь туда с грязными руками.
И трельяж, у нас стоит на комоде, и без большой табуретки я ничего не вижу.
Свой шифоньер Лилька при мне никогда не открывает. При всех ей тетя Лида не разрешает. Значит, их шифоньер при всех открывать нельзя, а наш сундук – можно?
Сундук у бабушки большой. Сверху он покрашен вишневой краской и еще покрыт лаком, а внутри только лаком. Внутри на крышке приклеены старые фотографии. Бабушка с дедушкой, их родители. Ой! Наша мама маленькая. Еще меньше, чем я сейчас. Я потом хорошо посмотрю, мне бабушка разрешила. А сейчас надо вещи на просушку выносить.
Сверху в сундуке лежала новая плюшевая жакетка, потом два платья на выход, две пары новых чулок и даже одни капроновые, как у мамы. Но бабушка сказала, что они не капроновые, а, трудное слово, я его никогда раньше не слышала. Филь-депер-совые. Потом мы достали два красивых шерстяных полушалка и бабушкин ранишный платок. Этот платок, ей дедушка из района привез, когда они только поженились. Платок очень красивый, большой и с кистями. Бабушка его бережет. Она только один раз давала его мне померить. Он мне до пола. Кисти и края у платка черные, а в середине рыжие цветки и завитушки, рыжие, как волосы у бабушки, когда она была молодая.
Наш дедушка, бабушкин муж – Алеша, погиб на войне. У нас дедушка красивый и очень умный, так бабушка говорит. Он в их колхозе был председателем. Бабушка часто рассказывает мне про то, как они с дедушкой женились, ну это, когда они молодые были. Свадьбу они семь дён гуляли. Дедушка был черноволосый, а бабушка рыжая, как огонь. Поэтому дедушка бабушке этот платок и купил. Он говорил ей, что в этом платке она огнем горит и её за версту видно.
До свадьбы бабушка жила в другом селе, а дедушка приезжал к ним на вечёрки. Бабушка, как только увидела деда, это она мне по секрету сказала, так сразу поняла, что она ему понравилась. Дед тоже бабушке понравился, но она виду не показывала. А потом он ей подарил шелковую косынку.
А зимой, на Масленицу дедушка с бабушкой, представляете, катались на санках! Только санки у них были не такие, как у меня, а большие и с лошадью. Однажды дед заехал на горку и их санки перевернулись. Бабушка догадалась, что дед сделал это специально. Он хотел бабушку поцеловать! Но она оттолкнула его и сказала, что больше не поедет с ним кататься. Дед понял, что бабушка девушка серьезная. А на Красную горку они сыграли свадьбу. Что такое Красная горка и Масленица, я знаю, это очень веселые праздники.
Когда дедушка привез бабушку в свое село, все вышли посмотреть на мою бабушку. Один сосед сказал: «Тот же назём, только дальше везём»! Бабушка не обиделась, раньше так шутили. А еще бабушка сказала, что её Алеша самый лучший. Он никогда бабушку не бил, даже тогда, когда надо было. Однажды дедушка принес домой какую-то очень важную бумажку из сельсовета и сказал бабушке прибрать её в сундук, а бабушка забыла и разрешила моей маме, она тогда маленькая была, вырезать из этой бумажки коняшек. Дед когда узнал, только ругался, а бить не бил. Бабушка сказала, что он взял четверть (так называлась бутыль с самодельным вином) и уехал в район к уполномоченному. Тот ему написал эту бумажку снова.
Бабушкино добро мы уже почти все развесили на веревки, остался только старый подзорник, завернутый в новую наволочку. Но бабушка сказала, что его она сама на прясло повесит, потому что он старый. Пряслом бабушка называла деревянную перекладину в беседке.
– Бабушка, если он старый, отдай его мне в игрушки. Из него нам с Лилькой мама юбки сделает красивые. На подзорнике вязаного кружева видимо-невидимо.
– Нет, доча, это только после моей смерти. Этот подзорник моя мама мне в приданное вышивала.
Мы уже дошли до самого низа. В сундуке осталась только сумочка с документами и под старой простыней на самом дне лежала обувка.
– Обувку на солнце выносить не надо, – сказала бабушка, и поэтому я уже могла идти к Лильке, играть.
Под простыней лежали бабушкины новые резиновые глубокие калоши, новые кожаные тапочки с опушкой, какие-то длинные-предлинные сапоги, а рядом лежали туфли и танкетки на «калбуке».
– Бабуля, ты носишь туфли на «калбуке»? Ты же старая!
Бабушка сказала, что это не её туфли, а моей мамы и их надо выбросить, потому что они уже не модные. Такие туфли сейчас никто не носит.
– Эти туфли твоей маме подарил Кольша, дедушкин брат, когда с фронта вернулся. Да разве в деревне в таких ходят? В деревне-то и асфальта нету.
«Выбросить? Такое богатство и выбросить»! Я даже не думала, что мне что-то достанется из бабушкиного сундука, если честно, я токо посмотреть хотела на бабушкино добро.
Бабушка без промедления отдала мне туфли и танкетки. Не веря своему счастью, я спросила:
– Насовсем?
Бабушка еще не успела сказать «насовсем», как я уже побежала к Лильке.
Лилька обрадовалась и сразу забыла про обиду.
Мы вымыли ноги и тут же нарядились в туфли. Гордо расхаживая во дворе и громко стуча «калбуками» по новенькому цементу, мы представляли себя взрослыми тетеньками. Для полного счастья нам не хватало длинных юбок.
– А давай попросим у бабушки юбку, на чуть-чуть, поносить с «калбуками», – предложила я.
– Давай, – согласилась Лилька.
Как сделать из бабушкиной или маминой юбки длинное платье, мы с Лилькой давно знали. Всё просто, надо только под руками завязать поясок, а лучше резинку и просунуть под неё юбку, потом подтянуть юбку, чтобы не болталась внизу - и все, длинное платье готово!
Мы с Лилькой сняли туфли и потихоньку зашли в дом.
Рядом с сундуком на моей маленькой табуреточке сидела бабушка, она прижимала к себе длинные сапоги из сундука и … плакала.
Я испугалась.
– Бабулечка, а почему ты плачешь?
– Я не плачу, я вспоминаю. Дедушку твоего вспоминаю, – она погладила рукой сапог так, как гладила меня по голове, когда я засыпала.
– Это сапоги твоего дедушки. Хромовые. Он справил их себе аккурат перед самой войной, еще перед финской. Он их очень любил. Бывало, пойдем с ним к тетке Пелагеи и дядь Николаю, он сапоги начистит, галифе наденет, я ему рубелем рубашечку раскатаю, любо дорого смотреть.
А кума Мариша всегда говорила: «Братка Алеша, ты идешь, а перед тобой грязь расступается».
Твой дед аккуратно ходил, ни пятнышка на сапоге. А я всегда захлюстанная. Я быстрая, всегда торопилась, у меня грязь до полушалка подлетала. А твой дедушка, нет. Он аккуратный во всем был.
Он, когда на фронт уходил, велел мне сапоги беречь. Я даже их Кольше не давала. С «ноги на ногу» Алёша не любил. Однажды я его пальто Кольше надеть разрешила, на вечорку сходить, Алеша в районе был. Алексей приехал и меня отругал. Так пальто Кольше и досталось. Хорошее было пальто, с воротником.
Бабушка рассказывала, а сама рукой гладила сапог и плакала.
Мой дедушка - рядовой Экимашев Алексей Петрович, пулеметчик, воевал с 1939 г. Сначала финская, потом Отечественная. Керчь, Феодосия. За Крым были такие тяжелые бои, не продохнуть.
В Железноводске в госпитале, гимнастерку с кожей снимали. После госпиталя снова на фронт. Погиб 23 июня 1944 г. под Витебском, Дубровенский район, деревня Пущаи.
Светлая память всем, давшим нам право жить.
Comments